Вечер памяти В. Агафонова
Фильм Александра Сидельникова
"Петербургский романс. Валерий Агафонов"
Премьера документального фильма
"Петербургский романс" в Доме кино
С.-Петербург, 1990 г.
Сидельников А.: Мы все благодарны судьбе за то, что она свела нас с таким человеком, каким был Валерий. Мне не удалось застать его живым. Я слышал, что в Питере есть такой человек, слышал его записи, но познакомиться нам не пришлось. Когда появилась возможность, мы обратились к его творчеству, к его таланту, к его жизни. И попытались сделать небольшой фильм о нем. Фильм достаточно камерный, фильм-воспоминание, фильм-реквием. Мы чрезвычайно признательны друзьям Валерия, его родственникам за большую помощь, которую они нам оказали.
Вот известный большинству из вас Михаил Крыжановский очень нам помог, потому что качественных фонограмм Валерия, которые нужны были для картины, практически ни у кого не оказалось. Поэтому, Миша, спасибо! Давайте, похлопаем ему! Если б не он, мы имели бы романсов 20, а так мы имеем около 100. Я признателен еще массе людей, которые сидят сейчас в зале. В первую очередь Татьяне Агафоновой, за то, что она нас приняла и рассказала нам о Валерии. А сейчас мне бы хотелось представить съемочную группу. Она присутствует здесь в неполном составе. Это один из операторов картины Володя Петухов и директор картины Сергей Павлюченко. Он так скромно там стоит, наверное, в буфет хочет удрать.
Ну, а поскольку этот вечер мы проводим совместно с клубом песни «Восток», хозяином и боссом которого является Михаил, то все дальнейшее – в его руках, за это я не несу никакой ответственности. Но думаю, что все пройдет хорошо, и Михаил Викторович нас не подведет.
Большое спасибо вам за внимание.
Крыжановский М. В.: Сейчас я попрошу дать фонограмму в исполнении Валерии Агафонова. А затем вы услышите автора этого романса, который, слава Богу, пока еще жив, и он вам споет романс памяти Валерия Агафонова. Его зовут Валерий Кругликов.
Крыжановский М. В.: У автора небольшая техническая задержка, давайте сделаем вид, что эта фонограмма в памяти у нас отложилась. А сейчас я попрошу рассказать о Валерии Агафонове его лучшего друга, всемирно известного… широко известного в узких кругах в отчизне, и мало известного в широких кругах на Западе художника Петра Константиновича Капустина.
Капустин П. К.: Здравствуйте. Во-первых, не великий художник, а выдающийся. Я решил изменить свой статус. Потому что я «выдаю», а великий – это Миша. Вы видите, какой он большой.
Во-вторых, я не собирался выступать. Потому что выступать перед такой ответственной аудиторией, надо только выпивши. Но я знал, что Крыжановский настоит, поэтому в последнее время я усилено писал то, что должен буду говорить. Буду говорить по бумажке, как наши начальники наверху. Начну я с Блока. Коротенькое стихотворение. Я вообще буду краток и сумбурен, поэтому прошу меня извинить. Не потому, что я косноязычен, а потому, что трезвый.
Рожденные в года глухие,
Пути не помнят своего.
Мы – дети страшных лет России –
Забыть не в силах ничего.
Бывают времена, когда страсти людей заслуживают большего доверия, чем их принципы. Жизнь за пределами совдействительности, жизнь по логике сердца – вот принцип Валерия Агафонова. Он жил сердцем. Сердце не выдержало этой жизни и разорвалось.
Смерти всех моих друзей, в общем, и свою скорую смерть (мне тоже немного осталось), я отношу на счет совдепии во главе с коммунистами. Они нас доканывают, отнимают у нас наше «я», обкрадывают, мародерствуют. Нами разбрасываются, как хотят. Даже такими великими, как Агафонов. Агафонов игнорировал эту эпоху безвременья, эти социальные сумерки. Он тянулся к чистоте чувств. Широта его личности не укладывалась в рамки соцдействительности. В нем все время ощущалось томление по воле. Он был глубоко укоренен в русской поэзии и жил на грани двух миров. Агафонов – романтик, чья жизнь была искусством. Потому что выжить в нашей действительности – это подвиг. За это надо кефир давать (шучу!)
Агафонов потерпел жизненное фиаско и одновременно победил жизнь. Его жизнь – это антисудьба. Он жил, несмотря на то, что жить было невозможно.
Теперь в двух словах о том, как я с ним познакомился. Тогда меня вышвырнули из Академии Художеств. Во времена Хрущева это было очень модно – надо было кого-то выбрасывать, с кем-то бороться. Меня взял в театральный институт Аким (он вообще все делал наперекор властям). Проучился я в институте немного, но встретил таких гениальных людей, как Агафонов и Леонид Павлович Симаков.
Валерка тоже мечтал попасть в театральный институт, но его туда так и не приняли, он там соединял провода у Чупиры в звукоцехе. Теперь театральный институт хвастается, – вроде как у них учился Агафонов. На самом деле, они его игнорировали. Ну, Валерий-то не лыком был шит. Он учился у жизни. Там рядышком находился Тимур Баскаев. Это кличка, а на самом деле – Василий Тимофеевич Дугинец. Был такой кагебешник, очень хороший и веселый человек. Он был гораздо старше нас. На Моховой у него была мастерская. И он научил Валерку играть на гитаре, потому что сам в Париже что-то играл в кабаках.
Валерку звали Факел, он был худенький, верткий, живой. Носился туда-сюда и производил такое несерьезное впечатление. Но за этим стоял невероятный серьез. Он был безумно работоспособен, я всегда его видел то играющим, то что-то изучающим. Причем, у него было совершено гениальное свойство – огромная память. Он помнил наизусть все. Он знал, как он говорил, 800 романсов. Казалось, что такого не может быть, а на самом деле – действительно знал. Нас всех поражало количество информации, которой он владел в этой области. И этому своему любимому делу он отдал всю жизнь. Романсы – это самое чистое, самое светлое, самое прекрасное.
Он все впитывал, как губка. И с цыганами связался, кочевал с ними. Его там чуть не зарезали из-за какой-то красивой девушки. В общем, он был таким романтическим героем. И не растрачивал свою жизнь на эти… Ну, выпивать мы все любим, потому что это высвобождение эмоций. Иначе, еще раз повторяю, действительно невозможно. Но он вместе с тем не был забулдыгой, пьяницей…
Он был таким искренним, таким чистым, тянулся ко всем людям. Его не надо было, как Борисова уговаривать: «Ну, спой, пожалуйста, что-нибудь». Для него пение было жизнью. Он мог петь для любой аудитории, даже для одного человека. Мы с ним однажды ночью сидели, он говорит: «Давай, Петяша, я тебе семь раз романс спою. Каждый раз лучше и лучше». И пел для меня одного. И действительно, все лучше и лучше. Вообще, это была личность.
Однажды едем в автобусе, он говорит: «Хочешь, сейчас никто из автобуса не уйдет?» Говорю: «Ну, давай!». Он поворачивается к пассажирам: «Ну, господа, давайте, заказывайте, я вам сейчас что-нибудь спою!» Сначала к этому отнеслись скептически, а потом кто-то говорит: «Пара гнедых». Он как запел, и все! Так весь автобус за Агафоновым и поехал. Потом спохватились, а уже поздно – все свои остановки пропустили. Это такой штрих. Я сейчас, закругляясь, скажу. Агафонов был широк душой. Он жил для каждого из нас. Он очень любил тех, кто умел его слушать. Это и мое качество, почему я, наверное, и стал одним из его близких друзей. Думаю, что в каждом из вас это качество есть. Я очень много раз слушал Агафонова, и всегда – открыв рот. Не от глупости, а от умиления, от восхищения, от восторга.
Случилась великая трагедия, когда умер Агафонов, когда умер Борисов, когда умер Сeмаков. Это великие люди. Это гордость Петербурга. Они будут жить в веках. Спасибо большое.
Крыжановский М. В.: Я приглашаю на сцену Валерия Кругликова.
Кругликов В.: Мое знакомство с Агафоновым пролетело как один миг. Я даже специально высчитывал, сколько лет я его знал. Мне кажется, что всю жизнь. Этот романс я написал к 40 дням Валеры. Теперь прошло столько лет, и уже можно осмыслить: что же это за явление такое – Агафонов. Ведь был, в сущности, обычный парень, ноты по складам разбирал. И вдруг – такое феноменальное явление в русском искусстве.
Это явление такого же порядка, как наши иконы, не имеющие аналога нигде в мире. Русский романс и Агафонов как исполнитель этого романса не имеют аналогов. Спасибо Мише, который сохранил эти записи. Ведь раньше не было однозначным, что Агафонов поет лучше всех. Понимаете? И потом ведь он не выходил на большую сцену. Да и не смотрится этот жанр даже с такой сцены, как эта. И неважно, что Агафонова знало мало людей, – это было настоящее русское искусство. Как наши иконы, как наша архитектура…
Я спою вам романс на музыку Валерия Агафонова. Он говорил, что я делаю это хорошо. И я горжусь этим. Слова Николая Степановича Гумилева.
Крыжановский М. В.: Еще один романс памяти Валерия Агафонова написал Юрий Борисов. Попрошу дать фонограмму.
Крыжановский М. В.: Вы заметили – на билета и в рекламе фильм называется «Петербургский романс. Часть 1. Валерий Агафонов». Она закончена. А часть вторая называется «Юрий Борисов». Она целиком отснята, но сейчас не хватает средств на проявку пленки. В скорм будущем, если деньги появятся, мы увидим вторую часть. А вот из этой же компании, если так уместно говорить, людей, которых объединял романс, и которые были знакомы друг с другом, современники Агафонова… Чтобы средства массовой информации обратили внимание, нужно помереть, потому что у нас критерии мысли есть жизнь. Когда человека нет, на него обращают внимание… Трое выступивших перед вами они пока обойдены славой и широкой известностью. Сейчас я попрошу на сцену Анну Александровну Самохвалову поделиться воспоминаниями о Валерии Агафонове.
Самохвалова А.А.: Вы меня простите, я первый раз в жизни на сцене. Я немножко скажу, вот так чисто по-женски. Начну с детских лет Валерия и лучше прочту, потому что говорить я не умею.
Очень часто Валерия спрашивали, каким образом он начал петь, что его к этому подтолкнуло. И он сочинял всевозможные истории. Он вообще был фантазер, любил разыгрывать людей.
Однажды он привел меня в какую-то компанию (а познакомились мы в Коктебеле) и сказал: «Я привел вам сестру Волошина». И, представьте себе, некоторые поверили. Потом пришлось всем объяснять, что никакой сестры у Волошина нет, и я не имею к этому отношения.
В 1945 году маленький Валерий жил с мамой в коммунальной квартире на Садовой улице. Ему было четыре года. Мальчик стучался к соседке и спрашивал:
– Тетя Настя, хотите, я вам спою?
– Хочу, Валерочка, спой!
– Я спою Вам, как Лемешев поет.
Он пел песни Лемешева, выученные по радио.
– Тетя Настя, я хорошо пою? Я буду петь, как Лемешев?
– Будешь, Валерочка, будешь. Очень хорошо поешь.
Так, уже в четыре года, судьба его была решена. Он пел день и ночь, пел для всех. Он мог выйти на сцену, целый вечер петь и отвечать на все вопросы. И так же точно мог подойти на улице к какой-нибудь старушке на скамейке и так же спеть ей, с тем же самым вдохновением.
И вообще я хочу сказать, что Валерий был исключительно прекрасным человеком. Он необыкновенно тепло, внимательно, абсолютно искренне относился к пожилым людям. И сейчас это особенно вспоминается, потому что жизнь вокруг очень неприятная.
Валерий родился в Ленинграде 10 марта 1941 года. В первые месяцы войны на фронте погиб его отец. А мама с двумя детьми никуда не выезжала. Таким образом, он всю блокаду провел в городе, и маленьким ребенком несколько раз умирал. Его мама рассказывала, что его всячески спасали, а потом медсестры кричали: «Жив, жив! Он будет жив!» А в комнате у них температура зимой не поднималась выше восьми градусов. И Валерочка просил: «Мама, посмотри на восемь градусов».
Я хочу передать рассказ одной Валериной приятельницы, он мне очень понравился. Это было после войны. Как-то они гуляли и оказались недалеко от Военно-медицинской академии, а навстречу им шла группа цыганок. Валерий моментально на это отреагировал, – раскинул руки, останавливая их, и спросил: «Кто поет? Кто поет?» Вперед вышла молодая цыганка, ее оттеснила другая, постарше. Вся компания прошла в дворик академии, там нашли заброшенный приемный покой с кушетками и столами, расселись. В этом приемном покое они провели целый час, распевая песни. Валерий слушал крайне внимательно, все запоминал.
Потом решили расходиться, но цыганки не хотели расставаться с Валерием, считая, что он уже их собственный. Его окружили и повели. Валерий крикнул своей девушке, чтобы она не уходила, и через несколько минут вернулся, запыхавшийся, каким-то образом убежав от цыганок.
Из тех рассказов, что я сама слышала от Валерия. Он когда-то рассказал мне, что молодым человеком поступил петь в ночной бар «Астории». Надо было где-то работать. Выяснилось, что там жесткий регламент и можно петь только проверенные три романса и повторять их через небольшой перерыв всю ночь. Конечно, он понял, что это не дает ему никаких возможностей, никакой творческой деятельности и хотел уйти. Но его не отпускал администратор. Тогда Агафонов исполнил «Россию» Блока, и администратор так испугался, что сам попросил его уйти. А перед этим к нему подошел молодой человек в штатском и сказал, что эту песню петь нельзя. Агафонов: «Почему нельзя? Это во всех книгах напечатано». «В книгах можно, а петь нельзя».
Петя уже много сказал. Самое главное в Валере – его сущность. К сожалению, люди очень небрежно к нему относились, в частности, телевидение…
Я принадлежу к числу тех, кто всячески старался поспособствовать его известности – я звонила на телевидение, искала знакомых. Но ничего не получалось. Например, в 1982 году была передача, которая называлась «О практичных женах». Валерия пригласили принять в ней участие. Участников передачи посадили в автобус и привезли к Казанскому собору. Все шло своим чередом, а потом редактор неожиданно задала вопрос: что думает Агафонов о практичности женщин. Валерий был страшно обескуражен. Он произнес бурную речь (я ее, конечно, не могу вспомнить), а в конце с большим чувством сказал: «Если б моя жена была практичной, это было бы ужасно!» Затем он спел романс «Глядя на луч пурпурного заката».
Эту видеопленку уничтожили. Я очень расстраивалась, но потом знакомые меня успокоили, сказали, что был уничтожен даже фильм, посвященный известнейшему актеру.
Крыжановский М. В.: Алла Александровна! Эти записи – маленькая часть того, что Вы написали об Агафонове. Вы не предпринимали попыток это опубликовать?
Самохвалова А.А.: Ну, как сказать… Немножко предпринимала. Один искусствовед посоветовал мне отнести это в журнал «Юность». Но они мне вернули рукопись, сказали, что об артистах так не пишут. А я ведь писала не для того, чтобы печататься, а для того, чтобы больше знали о Валерии, чтобы как можно больше его слушали.
Таня Агафонова рассказала мне такой эпизод. В Ленинград из Одессы кто-то привез заграничные кассеты, и Валерия с Таней попросили их послушать, сказали, что это потрясающий русский эмигрант. Каково же было изумление собравшихся, когда они воочию увидели этого «эмигранта», который никогда никуда не выезжал. Более того, у Валерия никогда не было даже такой темы. Он жил как птица – сегодняшним днем.
Я иногда попадала на обед к его маме, и он мне одной пел роскошные вещи, которые потом так прославились по радио. Я была совершенно потрясена! Мне хотелось, чтобы это услышали все. Мы собирали дома людей, но среди них не было тех, кто мог бы его продвигать.
И потом, это была ужасная эпоха! Человек, не имеющий бумажки, диплома, был никем. И только постепенно, благодаря отдельным людям на радио… Вот Муза Михайловна Кадлец – пробивной человек. Она поехала в Москву, и там, заглушив все разговоры и высказывания начальства, заставила выслушать записи Валерия. И получила разрешение на издание пластинок. Вот так постепенно его узнавали. Я пыталась сделать на радио концерт записей. Я не знаю, может быть, плохо делала… У меня магнитофон был какой-то случайный. Но все были довольны и спрашивали: «Почему мы его не знаем?», «Почему нет афиш?», «Почему он неизвестен?»
Что я могла сказать? Время было такое ужасное. А потом, когда он умер, начались эти вечера «У камина». Все стали петь его «Юнкеров», которых он исполнял лучше всех. Я вообще только его могу слушать…
Крыжановский М. В.: Сейчас я приглашу на сцену человека, известного как кинематографической публике, так и любителям романсов. Это – Галина Баранова.
Баранова Г.: Сегодня у нас вечер памяти Валерия Агафонова. Очень приятно, что в зале много народу, что все помнят и любят его. Я хочу сказать о своей встрече с Валерием Агафоновым.
Дело в том, что встреча с Валерием полностью изменила мой имидж, повлияла на мою исполнительскую карьеру. До этого я пела народные песни, блюзы. И вот когда Агафонов услышал меня, он сказал: «Галя! У тебя же голос, как у Вари Паниной! Внешне ты тоже очень похожа. Тебе нужно петь романсы из репертуара Вари Паниной и нести эти романсы в люди».
Валера настолько владел даром убеждения, что через два, три, четыре вечера знакомства, я приняла его мысли, как будто они сидели во мне всю жизнь. Я начала работать над этим репертуаром. Валерий записал для меня много романсов именно в моей тональности.
А после его смерти меня пригласили на Центральное телевидение исполнить роль Вари Паниной. Как видите, он верно предчувствовал. Он был убежден, что я на правильном пути. Я очень благодарна ему и всегда буду помнить, что именно он перевернул мой творческий и жизненный путь.
Я хочу исполнить для вас два романса из репертуара Вари Паниной..
Крыжановский М. В.: Спасибо Галине Барановой! Сейчас я приглашаю на сцену Агнию Грюнберг.
Грюнберг А.: Спасибо, что я сегодня приглашено. Все, кто знает меня, знают, как я незабвенно люблю Валерия Агафонова.